Как отец меня проворонил, или наверное, раньше тоже были педофилы?В мои лет 6 мы каждый выходной всей семьей ходили к маминой сестре, т к тетя жила с маленьким ребенком в деревянной развалюхе с печным отоплением и наносной водой, как у нас говорили, вот по субботам и устраивался трудовой десант силами моих родителей. Всё топилось, мылось, стиралось, убиралось, гладилось, а к вечеру было застолье, иногда приглашались соседи из квартиры рядом — корейцы. Вернее, корейцем был только глава семьи, но всё равно их всех звали корейцами. Взрослые разговоры разговаривали и песни пели, а мы гуляли до темноты во дворе.
В тот день, что мне запомнился, отец заканчивал смену неподалеку от дома тетки, и я увязалась с ним. На конечной за руль троллейбуса сел другой водитель, а мы отправились восвояси. Свояси оказались в ближайшей пивной — точно такой, какой её показывают в фильмах про 60-е: к окнам поднимается сизый дым, негромкий гул голосов, продавщица в кружевной белой наколке на волосах, высокие столы (а под круглыми столешницами типа столики, куда кладутся вещи посетителей — вот я ростом меньше этого столика), мужики стоят, пьют пиво и разговаривают. Я была безмерно счастлива предстоящим выходным в кругу родных, а уж про то, чтоб попасть в запретное для детей место, и мечтать не могла! Отец не пил, и "выпить пива" обозначало именно: выпить кружку пива. Тогда считалось, что к пивному киоску подойти женщине с ребенком — западло, раньше я никогда не видала, как плохие дядьки пьют пиво, поэтому с интересом разглядывала запретный плод, который впервые оказался так близко. Ух! Восторг! Подвыпившая публика оживилась при моем появлении, все норовили спросить, как меня зовут да сколько мне лет, восхищались, какая я уже большая и пропускали к буфету без очереди: отец дал денег, и я сама (!) купила какую-то еду и даже получила сдачу. Не помню, что, помню, что плохо дотягивалась до той нижней полочки, куда мне эту еду поставили, и приходилось то и дело дергать папку за брюки, чтоб подал это что-то. Один добрый приставучий дядька предлагал купить мне шоколадку, но отец, к моему огорчению, отказался. А когда дядька навязчиво продолжал его уговаривать и совал мне деньги, резко сказал:
— Нет! Если будет нужно, я сам куплю ей шоколад!
И ещё сказал: "к чертям." Это был признак того, что он рассердился по-настоящему. Шоколад совсем не был для меня невидалью, но почему отказывается, если можно сэкономить целый рубль, непонятно. Тем не менее, я была совершенно счастлива.
На той же конечной Чапаева сели в троллейбус, отец стал разговаривать со знакомым водителем. Что в кабину мне нельзя, я знала: мы сейчас будем проезжать диспетчерскую, поэтому хотела пройти в салон. Но отец сказал:
— На следующей выходим.
Ну, прекрасно, значит, зайдём ещё куда-то, и, может, это место окажется ещё интересней пивной — и я осталась на ступеньках передней двери, позади отца. На следующей остановке (это был ЖД вокзал), послушно вышла и сразу направилась к тротуару, потому что знала: нужно как можно быстрей покинуть проезжую часть: троллейбус остановился в нескольких метрах от спасительного павильона. Поднявшись на бордюр, поворачиваюсь и вижу: дверь захлопывается, скрывая спину отца, наполовину влезшего в кабину, и троллейбус трогается. Сначала я приняла кошмар за шутку: сколько раз он вот так делал, чтоб потом красиво подъехать задом и открыть дверь точно напротив меня! Поняв, что осталась одна, испугалась. Потом стала решать: что делать? Стоять на месте или ехать вдогонку? Я знала, что 2 остановки на 1, 2, 4 маршруте — и я у цели. Правда, у меня нет денег, но все водители наверняка знают моего отца, только назови фамилию, и довезут бесплатно. А если я скажу, что потерялась, бесплатно довезут даже незнакомые. А вдруг они позовут милицию, меня поведут в здание вокзала, и возвращение домой затянется? По всем инструкциям я должна оставаться на том месте, где потерялась. Но до теткиного дома так близко, может, всё-таки, поехать? Тогда мне придётся нарушить ещё одно табу: дорогу на перекрестке Азина - Пролетарская без взрослых переходить строжайше запрещено! Нельзя, потому что там опасный поворот, машины неожиданно выныривают из-за огромных тополей на обочине, да ещё с горы, да ещё с разных направлений! В списке правил это табу стояло на одном из первых мест, и нарушить его я никак не решалась. Тогда, значит, и в поездке моей нет никакого смысла: зачем уходить с места, где меня наверняка будут искать, чтоб стоять на опасном перекрестке, где ещё страшней?
Решающим аргументом стало то, в чем сама себе я признаваться не желала: я боялась заплакать, объясняя кому-то, что потерялась. И вот я мужественно стояла на остановке, куда волнами прибывали пассажиры с пригородных электричек, и всё старалась выйти вперёд, чтоб меня было видно с дороги, но не спускалась при этом на проезжую часть. Меня обступали со всех сторон, а я снова и снова выныривала вперед всех и стояла, и бесконечно ждала, и смотрела на подъезжающий транспорт. И ещё изо всех сил сдерживала слёзы, изо всех своих сил.
Сейчас я знаю, прошло чуть больше получаса, но тогда ожидание показалось мне вечностью. Отец прибежал с другой стороны площади. Как он меня схватил, как прижал за плечи! Если б это была мать, я получила бы неслабую взбучку. А так меня с сердцем спросили:
— Ты почему тут стоишь?
— Ты сам говорил, где потерялась, там и стооооой! — заревела я.
— Зачем же ты вышла здесь?
— Ты сам сказал, выходим на слееееедующеееееей! — Я рыдала, намертво вцепившись в его пиджак.
Из вечерних разговоров за столом я поняла, что отец почему-то испугался, что меня украл дядька, предлагавший шоколадку и побежал вместе с мужем тёти в пивную; там этого дядьки не было, и они всех спрашивали, кто он и откуда. В это время тетка и мать двинулисьли по разным сторонам улицы по направлению к вокзалу. Вот почему мне пришлось ждать дольше, чем я предполагала.
Испуг прошёл, осталось одно недоумение; при чем тут дядька? Во-первых, я знаю, что с незнакомыми никуда ходить нельзя, во-вторых, он ведь не купил мне шоколадку! Однако, почему-то я чувствовала, что спрашивать об этом непонятном дядьке не надо.
-------------
Летом, поздравляя по скайпу с юбилеем тётю, решила выяснить, помнят ли они тот случай. Тетка сказала, что не помнит, а дядька выслушал историю и с интересом спросил:
— Нашлась?
— Кто? — ехидно поинтересовалась я.
— Ты.
С обеих сторон монитора дружно заржали, дядька сконфуженно пожевал губами и что-то пробормотал.
— Ты бы хоть фрак застегнул, я ж тебя 10 лет не видела.
— Это просто рубашка такая, — кокетливо сказал дядька, застегивая ворот клетчатой вельветовой пенсионерской рубахи, из-под которой виднелась майка.
Ну вот и поговори с ним.