Деда мужа, Семена Никитовича Реброва, на фронт призвали, едва он вылечился после ранения на финской. Когда началась война, старшей дочке было 6 лет, младшей — 23 дня, они остались на оккупированной территории Курской области. Деревня была в стороне от основных дорог, немцы особо не лютовали, хотя скотину забрали. Самыми злыми, вспоминает свекровь, были "рыжие финны." Сожгли их только при отступлении. Немец средних лет зашел в хату, показал незажженным факелом "пух-пух," а также, что у него дома тоже пять киндер, достал из кармана шоколадку и угостил детей. Так же, знаками, сказал, чтоб спрятались получше: скоро здесь будут бои. Деревню полностью сожгли, люди вырыли землянки и жили в них, пока не отстроились вновь.
Отец их воевал неподалеку, и в 43-м, по дороге в госпиталь, заехал домой. Тетка Шура до сих пор помнит, что раненых было пятеро, они сидели на телеге, что она испугалась вида окровавленных мужиков, расплакалась и не подошла к отцу. А мать мужа подошла и повидалась с отцом в последний раз. В том же году он пропал вез вести.
Вдова больше замуж не вышла, с 25 лет и жила одна. Работала в колхозе, за "сахарную свеклу" была награждена медалью.
У бабушки было 3 брата, которых муж тоже считает своими дедами.

Дерюгин Петр Егорович воевал, но семье не сообщал, где. Похоронен в Кремлевской стене.

Дерюгин Степан Егорович был сапером, прошел всю войну без единой царапины. Рассказывал, как ранней весной переплывал какую-то реку уже в Германии. Необходимо было доставить донесение на другой берег. Лед только сошел, вода холоднущая. Выпил стакан спирта и поплыл. На другой стороне подхватили, утащили в землянку отогреваться. Не успел толком отогреться, нужно плыть обратно. Снова стакан спирта жахнул. Думал, не доплывет, сознание стал терять, но со своей стороны кто-то поплыл навстречу.

Дерюгин Дмитрий Егорович был диверсантом. Забросили их группу в Брянскую область, что-то там взорвать, видимо (дед никогда так и не проговорился). И промахнулся летчик километров на 120, так что на выполнение задания потратили вместо недели больше трех. С огромным трудом, ночами, добирались по оккупированной территории до места. Немцы их самолет засекли и днем выслеживали парашютистов. "Рама" повиснет, кочку на голову, не шевельнешься и сидишь в этом болоте до вечера." Костры жечь нельзя, поздняя осень, еды никакой в лесу, в деревни заходить нельзя, диверсанты страшно обессилели. Как бы там ни было, задание выполнили и обратно к самолету вышли.
В госпитале им месяца два не давали зеркало, даже бриться приходилось на ощупь. Дед Дмитрий весил тогда 45 кг, при том, что роста был высокого. Зубы почти все выпали. Его комиссовали, воевать был больше не годен.